Говорят, последствия этой радиационной катастрофы не были бы столь масштабными, если бы военные и чиновники, ответственные за спасательные работы, больше прислушивались к мнению находившихся там ученых.
О подробностях тех дней знает житель Пензы Владимир Миронов, 31 год назад добровольно отправившийся принимать участие в ликвидации последствия взрыва на Чернобыльской АЭС.
На память о работе в зоне отчуждения у него не осталось ни медалей, ни благодарностей – только индивидуальный дозиметр и постоянные боли в правой ноге. А еще он на всю жизнь запомнил, что когда в Чернобыле случилась катастрофа, в Гатчине моросил дождь.
Что подтолкнуло?
«Я тогда работал в Ленинградском институте ядерной физики, - рассказывает Владимир Константинович. – Там был научно-исследовательский атомный реактор, поэтому на всех входах в институт стояли арки дозиметрического контроля».
Утром 26 апреля в кабинете Миронова раздался телефонный звонок. Звонили из службы дозиметрии реактора, чтобы сообщить странную новость – арки среагировали на только что пришедшую смену. На людей, зашедших в институт с улицы.
В экстренном порядке взяли пробы воздуха, почвы и дождевой воды из специальных кювет, расставленных по территории института и за ее пределами. Спектральный анализ показал наличие в них изотопов йода, цезия, стронция. Стало ясно – дождь, пролившийся ночью над городом, был радиоактивным. Только спустя два дня по радио и телевидению передали: «Чернобыль. Катастрофа».
Все службы дозиметрического контроля института перевели на аварийный режим работы. А через месяц Владимир Миронов решил, что поедет в Чернобыль.
«Я к тому моменту уже разменял шестой десяток, работал на многих опасных производствах, видел и травмы, и гибель людей. И прекрасно понимал, что там, в зоне отчуждения, будет намного сложнее и опаснее, - вспоминает Владимир Константинович. - Наверное, мною двигало желание испытать себя».
Но руководство института душевный порыв своего сотрудника не оценило, категорично заявив: «Никуда не поедешь!». В итоге, посоветовавшись с семьей, Владимир Константинович оставил на столе секретаря заявление на очередной отпуск и в тот же день вылетел из Ленинграда в Москву.
Автобус, самолет, снова автобус. В Чернобыль – не на саму станцию, а в городок, расположенный от нее в 18 километрах, группа ликвидаторов прибыла ночью второго июня.
«В городе была почти абсолютная темнота. Только звезды мерцали, да еще горели две-три лампочки на столбах, - рассказывает наш собеседник. - В домах ни одно окно не светилось».
Как почувствовать радиацию?
На следующий день Миронов встретился с давним товарищем – начальником лаборатории радиометрии и дозиметрии Курчатовского института Юрием Сивинцевым. Он выдал герою нашей истории первое серьезное задание – сопроводить двух проверяющих на четвертый энергоблок. Экипировку дали скромную - хлопчатобумажные штаны с курткой, марлевый респиратор, шахтерский фонарь и дозиметр ДП-5а. Как ведущему группы ему достались еще и полиэтиленовые сапоги-бахилы, доходившие до середины бедра.
«Сначала мы шли ниже нулевой отметки, потом какими-то проходами вышли в транспортный коридор с железнодорожными путями, - рассказывает наш собеседник. – Ворота были сломаны и лежали на полу, а в крыше зияли дыры. В некоторых местах плиты перекрытия висели на погнутой арматуре. Это была работа самых первых «воздушных» ликвидаторов, которые с вертолетов сбрасывали в реактор свинцовые болванки».
Кое-как мы добрались до металлической лестницы, которая вела к открытому люку в потолке. Через проем «светило». Уже на подходе к лестнице мы зафиксировали рост мощности гамма-излучения».
У первой ступеньки прибор показал 30 рентген в час. У второй – 50. У третьей – 70. Остановившись под самым потолком, Миронов поднял датчик на уровень люка и стрелка тут же метнулась вправо. Прибор, рассчитанный на 200 рентген в час, зашкалило. Стало ясно – пора возвращаться.
К чему приводит спешка?
Жить устроились на базе отдыха «Строитель», расположенной в 30 километрах от Чернобыля. Место красивое, тихое – деревянные домики, сосны, речка неподалеку. Так и не скажешь сразу, что буквально в часе неспешной езды полыхает атомный котел.
Там же, в «Строителе», Миронов встретился с двумя толковыми инженерами-геологами из Сибирского отделения АН СССР. С собой сибиряки привезли размолотый в мелкий порошок цеолит – минерал серебристого цвета. Цеолит добавляли в чай – высыпали его в чашку, размешивали и выпивали. Он захватывал на себя вредные вещества из желудочно-кишечного тракта, в том числе радиоактивные изотопы цезия ,а потом безопасно покидал организм.
«Когда я это увидел, мне пришла в голову мысль, а нельзя ли использовать цеолит для того, чтобы очищать загрязненную воду, которая сбрасывалась со станции в Припять? – рассказывает Владимир Константинович. – Тем более что я уже делал нечто подобное во время работы над дипломом в политехе при помощи адсорбционной колонны разделял литий-6 и литий-7».
Все необходимое – мензурки, пробирки, делительные колбы и так далее - было найдено в кратчайшие сроки. Очень большую помощь и поддержку оказали коллеги. Радиохимики из Ленинградского Радиевого института, киевляне из Института ядерной физики, арзамасцы из экспедиционного отряда – участие в подготовке эксперимента так или иначе принимали все, кто находился в тот момент рядом.
В школе № 1 Чернобыля Миронов собрал установку. Несколько колонок с мелко растолченным цеолитом, краником и фильтрами из пористого пенопласта, чтобы порошок не вымывало водой. Сверху заливалась «грязная» вода, которая бралась из Припяти, пропускали ее через цеолит и на выходе она очищалась от цезия. Идею представили чиновникам, а те, с присущим им рвением, решили ее развить - пригнали из Западной Украины несколько железнодорожных платформ, груженых неразмолотым цеолитом и… сбросили в Припять. Хотели сделать большой фильтр, но просчитались – валуны быстро занесло илом.
В первых числах июля Миронов покинул зону отчуждения. Перед возвращением в Ленинград ненадолго заехал в Киев к друзьям. Любопытства ради сделал замеры. Мощность радиационного фона в городе в 5-10 раз превышала доаварийный уровень.
Незапланированный отпуск и побег в Чернобыль не прошли для нашего рассказчика даром. По возвращении в ленинградский институт вместо радушной встречи и благодарности его понизили в должности «за нарушение трудовой дисциплины».
С тех пор прошло много лет. Владимир Константинович переехал в Пензу. Сейчас ему 84. За работу в зоне ЧАЭС у него нет никаких наград – институт за него не ходатайствовал. Есть лишь воспоминания.
«Скажу вам честно – если бы была возможность отмотать время назад, я бы туда не поехал. Меня спрашивают порой – чувствуете ли вы, что совершили подвиг? – Миронов медленно качает головой. – Не было никакого подвига. Мы просто сделали свою работу».
Им рукоплескали в США. Как становятся чемпионами «особенные дети». 
С подиумов на ЕГЭ. Фото пензячки украшают обложки модных журналов 
Люди без детства. Чем запомнились годы войны пензенским ветеранам 
Узница концлагеря. О фашистах, опытах над детьми и партизанах 
Спортивные чиновники. Пенза выиграла турнир Совета Федерации