Самые страшные воспоминания о военных преступлениях всю жизнь хранят люди, чье детство прошло в фашистских лагерях. Нина Шибанова одна из них.
Офицер и дисциплина
Как сейчас, Нина Егоровна помнит тот день, когда война перешагнула порог ее дома. Фашисты оккупировали ее родную деревню Барсуки. Многодетную семью, в которой самой младшей была Нина, «переселили» в сарай, а их дом использовали как штаб. Так было принято: первым делом находить на оккупированной территории место под штаб и делать виселицу.
«Мой отец ушел на фронт, дед – в партизанский отряд, - вспоминает Нина Егоровна. – В деревне остались одни дети с женщинами. Молодые девушки старались скрыть свою юность и красоту под неприметными платками, одеждой, кто-то даже ходил с клюками, чтобы оккупанты думали, что идет какая-нибудь старуха. Моей маме было на тот момент всего 35 лет, и она тоже так «маскировалась».
Папина сестра Ксения в 1941 году окончила 10 классов. Она знала немецкий язык и поэтому ее взяли в штаб переводчицей. Немцы же русского языка не знали. Поскольку Ксения была рядом с ними, знала все о передвижении поездов, эшелонов с оборудованием, техникой и людьми и передавала всю информацию через мою маму деду, который приходил за ней ночью.
Тетя приглянулась одному немецкому офицеру, поэтому ночевать она приходила к нам в сарай. Дедушке сказали об этом, он был не прочь взять ее в партизанский отряд, но кто будет добывать сведения? Так вот однажды тот самый офицер пришел к нашему сараю и начал тихонечко в него стучать, в это время к маме как раз пришел дед. Он увидел немца и ударил его топором, и ударил так, что отрубил тому ухо. Тот по первому снегу пополз к речушке, которая была неподалеку. Рядом с ней и умер. Утром солдаты увидели кровавый след от сарая, нашли труп и обвинили во всем маму и Ксению. Их не повесили только по той причине, что немец сам нарушил дисциплину и ушел с дежурства».
Больных пристреливали
В концентрационный лагерь семья Нины Егоровны попала за связь с партизанами. Сначала она была арестована и брошена в сарай вместе с другими подозреваемыми жителями деревни. Все были уверены, что в любую минуту сарай будет облит бензином, подожжен, и прольется очередь выстрелов, чтобы никто не остался в живых. Трудно представить, что испытывали женщины, прижимавшие к себе детей!
«Вдоль деревни проходил большак, по нему гнали колонну пленных в смешанный концлагерь в Рославль. Нас присоединили к этой колоне, - вспоминает Нина Егоровна. - Шли до железнодорожной станции Бетлица пешком. Уставших и больных пристреливали по дороге. Орущих детей бросали овчаркам. Мне затыкали рот, чтобы не орала, а ор был один: «Хочу есть». Меня по очереди несли на руках, давали крошки, зернышки, которые находили.
На станции нас погрузили в вагоны и отправили на Запад. Спустя три часа началась бомбёжка, в живых осталось, по словам очевидцев, третья или четвёртая часть от находившихся в эшелоне, откосы железнодорожного полотна были усеяны трупами, раненых немцы пристреливали. Стоял невообразимый крик. Оставшихся собрали и уже пешком мы трое суток шли в Рославль».
В концлагере бараки с военнопленными и бараки женщин, стариков и детей были разделены неширокой полосой и несколькими рядами колючей проволоки.
Узников постоянно охраняли немецкие солдаты на сторожевых вышках, когда люди приближались к колючей проволоке, в них стреляли без предупреждения. На подводе один раз в сутки привозили бочку с водой и котёл вареной свеклы. Мама Нины Егоровны – она вместе с остальными женщинами копала окопы – иногда с работы приносила орехи, желуди. Тогда это было настоящее лакомство. Да и год на желуди оказался богатым. Это Шибанова хорошо запомнила.
«Первые дни пребывания в лагере люди сортировались – детей старше 13 лет, а так же молодых девушек и женщин отправляли в Германию, так мой старший брат, тоже был отправлен в другую страну, где на каменоломнях, добывал камень для брусчатки, - женщина продолжает рассказывать о том страшном времени. - Детей использовали как доноров крови. Потом ее отправляли в немецкие госпитали. Но тогда все были уверены, что маленьких доноров потом хорошо покормят.
Иногда детям давали какие-то таблетки якобы от болей в животе. Думаю, просто ставили опыты».
Уцелел один дом
Нина Егоровна рассказывает еще об этом эпизоде, который произошел с ней в концлагере. Как-то кто-то из военнопленных перебросил ей через проволоку маленькую картофелину.
«Я побежала за ней, а один из надзирателей в этот момент спустил на меня овчарку. Все это было на глазах моей мамы. Собака повалила меня на землю, но даже не укусила. Я сильно закричала и замолкла. Говорить начала лишь через полгода», - вспоминает женщина.
Осенью 1943 года, в бараки для военнопленных непрерывно и ежедневно везли людей, от которых узнавали, что освобождён Курск, идут ожесточённые бои за другие города, что в войне наступил перелом.
15 ноября 1943 узники концлагеря города Рославль были освобождены. Бывшие пленные в буквальном смысле, бежали через поля и леса, босиком домой, где их ждали пепелища и чёрные трубы печей.
«Наш дом, стоявший на окраине деревни, к счастью уцелел, в нём разместилась около 25-30 человек. Многие жили в землянках. Как зимовали в 1943-1944 годах, знает только наша мама, а мы - дети, играли в войну, партизан. Мой отец с фронта так и не вернулся», - вздыхает Нина Егоровна.
К бывшим узникам концлагерей долгие годы относились с презрением, словно к предателям Родины. Военнопленные приходили из фашистских концлагерей и попадали в советские фильтрационные. Лишь в начале 90-х годов отношение к ним окончательно стало иным.
Люди без детства. Чем запомнились годы войны пензенским ветеранам 
Благородная миссия стальной молодежи 
«Каждый день мог стать последним» - дневники детей войны 
Глазами ребенка. Маленькие люди и большая война 
Опаленное детство.«Победу встретили маршем»