Приезжие оставляли в самых неожиданных, но оказавшихся наиболее приметными местах, краткие обращения к потерянным родным с указанием направления следования, а иногда и места назначения.
Почему наглели
В книге «Пронесшие знамя Победы» вспоминается холодное сентябрьское утро 1941 года и печальный голос московского диктора: «После тяжелых, упорных боев наши войска оставили город Киев…».
Положение вокруг столицы Украины не внушало никаких надежд, а все-таки тяжкая весть ударила в самое сердце: за всю войну не было боли сильнее, утраты горше, и это полностью осознали, прочувствовали жители Пензы.
Тревога поднялась еще больше, когда однажды – это было 17-20 октября – пензенцы увидели колонны грузовиков, растянувшиеся по улице Горького в несколько рядов от Татарского моста вплоть до Московской. Везли эвакуированных москвичей.
Эвакуированными были самые разные люди. Часто их расселяли по деревням и селам в домах колхозников и принимали как родственников. Многие работали в поле наравне со всеми. А работавшие в учреждениях по вечерам шли в поле вязать снопы, скирдовать, работать на току.
Но среди эвакуированных были и те, кто вызывал удивление. В одном из сел в квартире райвоенкома в отдельной комнате поселились две семьи – женщины с подростками. Целый день они без устали о чем-то разговаривали на непонятном языке и ничего не делали. Зато в воскресенье, ранним утром первыми были на базарчике и скупали самые лакомые продукты: курочек, яички, маслице. «Западники, - говорили про них. – Богатые и ленивые».
Или такой курьез - к секретарю РК КПСС приехал мужчина из эвакуированных и дожидался приема. «Разрешите вопрос, - обратился он к нему. – Мне председатель колхоза не выписал меда. Вы дадите ему указание?»
И это на фоне такой картины: прибыл детский дом, и воспитательницы, разрезая буханки хлеба, осторожничали и боялись кому-нибудь порезать ручку - столько их тянулось за куском.
Кстати, зимой эвакуированные прибывали в одних шерстяных носках, без обуви. Примета времени.
Кто переехал
Надо признать: в военные годы в Пензе было, где работать. В области разместились харьковский «Свет шахтера», кировоградский завод сельскохозяйственных машин, запорожский комбайновый завод, орловские предприятия и другие.
Быстро изменился профиль пензенских предприятий. Галетная фабрика, мебельная фабрика, велозавод, часовой – все они перешли на выпуск оружия и боеприпасов.
В Пензе нашли кров и многие культурные учреждения. Так, к примеру, из Спасского-Лутовиново Орловской области был эвакуирован мемориальный музей Тургенева. Оттуда в наш город даже привезли знаменитый «самосон», как называл Тургенев старый диван, на котором любил проводить послеобеденный отдых. Учреждение разместилось в здании Краеведческого музея, пока не освободили Орел в августе 1943 года.
В здании Художественного училища «поселилась» Объединенная музыкальная школа - школа одаренных детей при Московской консерватории и Одесская школа имени Столярского.
«8 марта 1942 года я выступал перед коллективом Объединенной музыкальной школы и запомнил такой эпизод, - вспоминал Владимир Грановский, прибывший в Пензу в эвакуацию в начале войны, в 1942-1943 годах он работал пропагандистом госпиталя № 1650. - После меня отправили провожать четверых ребят. Дорога была неблизкая, познакомился с ними. Один из них, лет 15-16, на мой вопрос, какую музыкальную специальность он избрал, просто ответил: «Я – скрипач». – «Как же тебя зовут?» Последовал ответ: «Леня Коган». Мог ли я тогда представить себе, что в недалеком будущем этот мальчик станет великим музыкантом, который приобретет мировую известность и славу?»
Где жили военнопленные
Жилые кварталы по Володарской и частично по Московской были пустырем. Но одно время здесь находился лагерь для заключенных. Однажды, поздней осенью 1941 года Владимир Грановский выступал там для офицеров охраны. Обратил внимание на умное, сосредоточенное лицо одного слушателя, чьи споротые петлицы и армейская гимнастерка обнаруживали в нем бывшего военного.
«По всему чувствовалось, что это думающий, интеллигентный человек. Так оно и оказалось. Полковник, начальник лагеря, разъяснил мне, что это бывший комкор (это сейчас как генерал-полковник – примечание автора) Коссобуцкий, который не сумел собрать в кулак разрозненные наши части, отступавшие из Прибалтики к реке Луге. Попал под военный трибунал и был осужден к 8 годам «за преступное невыполнение приказов командования, граничащее с изменой». Мне сказали, что он во все инстанции, самые высокие даже, обращался с просьбой послать на фронт рядовым, чтобы искупить вину.
Через некоторое время знакомый полковник рассказал, что Москва удовлетворила просьбу Коссобуцкого: он был освобожден и направлен в действующую армию».