Еврейские гетто в годы Великой Отечественной войны создавались по всей территории, оккупированной немцами. 84 года назад, в конце 1941-го, одно из них организовали в городе Балте под Одессой. Туда ещё ребёнком попал Ихиль Горешник. Сегодня он житель Пензы, полковник в отставке, только недавно ушёл на пенсию с кафедры ПГУ «Техносферная безопасность».
О том, что сделала с его детством война, он помнит до сих пор.
Город обречённых
Балта — город в 200 километрах от Одессы. Один из множества городков на юго-западе Украины.
«Отца я практически совсем не помню, — говорит Ихиль Давидович, глядя на свою детскую фотографию. — Он был механиком. Через несколько дней после войны его призвали, и больше с того момента мы не получили от него ни одного письма. Поэтому, когда он погиб, мы точно не знаем. Пытались выяснить, но нам приходили разные ответы: где-то писали, что он умер под Сталинградом в 1943 году, где-то было указано, что пропал без вести в 1944-м».
Мама Ихиля Давидовича сразу после того, как мужа забрали на фронт, хотела отправиться с детьми в Винницу, но не успела. Самому Ихилю Горешнику тогда едва исполнилось четыре года, его брату — восемь.
«Шли мы пешком 7 или 8 километров, дошли до села, остановились у знакомых, там нас уже догнали немцы и велели возвращаться обратно, — продолжает Ихиль Давидович. — Те, у кого мы остановились, предлагали спрятаться, пока немцы не уйдут. Но мама отказалась: немцы предупредили, что если узнают, что кто-то у себя прячет евреев, то расстреляют всех. Поэтому мы пошли обратно в Балту, где нас сразу переселили в ту часть города, где было гетто».
За время войны через него прошли несколько тысяч человек. В живых остались далеко не все.

Подвал на полсотни
Гетто создали осенью 1941-го. В одну часть города согнали всех евреев и строго за ними следили. Там были не только местные жители, немало прибыло из Румынии и Бессарабии. Колючая проволока гетто не окружала, но это вовсе не значило, что у узников была свобода передвижения. Они не имели права выходить за обозначенные границы, нарушителей расстреливали. Евреев использовали на тяжёлых работах, их не жалели и не щадили.
«В интернете увидел, что в Одессе бывшие узники выпустили книгу „Помнить и рассказать“ в двух частях, — пояснил Ихиль Горешник. — Первая часть о самом гетто. Во второй — воспоминания узников. В ней есть и мой небольшой рассказ».
В доме, где жила семья Ихиля Давидовича, находились ещё 20 человек. В городе было много полицейских, но даже среди них оказывались те, кто сочувствовал узникам и предупреждал, когда будет облава, чтобы те могли вовремя спрятаться. В подвале дома Ихиля Давидовича укрывались и жильцы соседних зданий, всего около 50 человек. Детей было много, они плакали. Пока над головой был слышен топот немецких сапог, родители закрывали малышам рты, чтобы никого не было слышно. Малейший звук мог стоить жизни. Тех, кого находили, немцы сгоняли на работы: неподалёку строился аэродром. Возвращались оттуда не все. По дороге расстреливали всех, кто уже не мог идти. На аэродроме работала и мама Ихиля Давидовича. Сам он и его брат почти всё время сидели в подвале.

Смерть, голод и салюты
В марте 1944 года советские войска были всё ближе, и немцы знали, что город придётся покинуть. Ихиль Давидович вспоминает: перед самым освобождением немцы совсем озверели. В тех, кого видели на улицах, стреляли без предупреждения. Считается, что только за два дня до своего бегства из Балты фашисты расстреляли 300 евреев, ещё 60 сожгли.
Когда в город вошли советские войска, жители не сразу поверили в то, что они освобождены.
«Первое, что я увидел, когда умолкли выстрелы и я вышел из подвала, — горы трупов на улице, — рассказал Ихиль Горешник. — Глядя на это, я просто не мог радоваться».
Совсем другие эмоции были 9 мая 1945 года. Город уже постепенно восстанавливали. Занимались этим пленные немцы и румыны.
«Конечно, когда освобождали Балту в 1944 году, это тоже была победа, но не такая, как в 1945-м, когда все ликовали, каждый день были салюты и уже полностью ощущалось, что кошмар позади, — вспоминал бывший узник. — А потом пришёл голод. В 1946 году мать отослала нас на лето в Молдавию к сестре. Там была мамалыга, нас хотя бы кормили. Мама работала на канатной фабрике. Это был тяжёлый труд. В 1947 году под станок попала её правая рука, и мама до конца жизни ходила с протезом. После этого уже больше не работала. Дальше потихоньку жизнь начала налаживаться. Брат отслужил в Калининграде, у меня в итоге 33 года военной службы. В 1955 году поступил в Арзамасское военное училище связи. В 1968–1970 гг. принимал участие в событиях в Чехословакии, а в 1980-м — в Афганистане. С 1984 года служил в Пензе, так здесь и остался».

Много лет своей жизни Ихиль Давидович отдал преподаванию в ПГУ. Вышел на пенсию только в 2025 году в должности доцента кафедры «Техносферная безопасность». Он много общается с молодыми людьми, его внук учится на одном из факультетов Пензенского государственного университета. На пенсии Ихиль Давидович читает книги, до которых руки не доходили, пока преподавал. Почти все они о войне.
«Молодёжь у нас хорошая, — говорит Ихиль Давидович. — Особенно сейчас это видно. На СВО уезжают совсем молодые ребята, без опыта как такового, не боятся, воюют, защищают. Будем надеяться, что скоро всё благополучно закончится, освободят Одессу. Может, она тоже Россией станет? После войны я почти каждый год в Одессе был у родственников. А вдруг получится поехать снова?»
«Люди падали на ходу». В годы войны на ЗИФе просили костюмы и валенки
Стояли зарево и гул. Вячеслав Анпилогов стал свидетелем Курской битвы
Медаль от абвера. Как чекист Василий Прошин переиграл немецкую разведку
Почти Штирлиц. Рассекречено дело чекиста, который работал в тылу гитлеровцев
От Абвера до Гелена. Сотрудник Смерша получил награду после Победы