Творческие люди все чаще фиксируют «наезды» на искусство, а общественность и чересчур деятельные чиновники заявляют о необходимости введения цензуры. Один из последних скандалов вспыхнул в городе, который недавно претендовал на звание культурной столицы России. Жители Перми потребовали запретить показ спектакля «Голубая комната», сыгранного пермским Театром-Театром, как оскорбляющего чувства верующих. Повод – «лесбийские сцены» на фоне иконы.
В Пензе театральная жизнь протекает, к счастью, мирно, но и у нас периодически появляются слухи о том, что репертуар местного театра «фильтруется» некими цензорами. Как реально обстоят дела корреспонденту «АиФ» рассказал художественный руководитель пензенского драматического Сергей Казаков.
Все в прокуратуру…
- Сергей Владимирович, почему именно сейчас муссируются разговоры о цензуре? Не потому ли, что некоторые чиновники, играя на настроениях общественности, пытаются диктовать культуре условия?
- Начнем с того, что закона о цензуре в нашей стране нет. В этой плоскости можно вести разговор лишь в том случае, если допущены какие-либо нарушения с юридической точки зрения.
Зато есть другой закон, в котором черным по белому написано, что учредители (то есть чиновники) не имеют права вмешиваться в репертуарную политику театра.
- В законах много чего написано, но не для всех они указ. Неужели никто никогда не грозил вам пальчиком и не пытался, скажем, запретить спектакль о Винни Пухе, потому что не отличающийся умом и сообразительностью медвежонок может напоминать какого-нибудь известного деятеля?
- Как вы себе это представляете? Я не только художественный руководитель театра, но и депутат Законодательного собрания. Кто мне может погрозить пальчиком и запретить поставить спектакль? Это не реально. Во всяком случае, в моей жизни таких ситуаций не было.
Если же вдруг кому-то покажется, что та или иная постановка нарушает действующее в России законодательство, то пусть обращается в прокуратуру. Закон четко регламентирует, что допустимо на сцене и экране, а что – нет. В частности, со сцены в зал не может литься мат, а содержание спектакля должно регламентироваться возрастным цензом. Все остальное – на усмотрение режиссера и художественного руководителя.
- Проще всего поставить знак информпродукции (например, 16+), но этические нормы не поддаются регламентированию. Вспомните «Тангейзер», который буквально взорвал театральную среду.
- Идиотизм ситуации состоит в том, что все уже ни один год судачат о «Тангейзере», но мало кто его видел. Мне в таких случаях вспоминается анекдот: американский корреспондент, беря интервью у нашего видного политического деятеля, интересуется «Кто ваш любимый американский писатель?» «Кто мой любимый американский писатель?» - спрашивает деятель шепотом у своего секретаря. «Хэ-мин-гу-эй», - подсказывает секретарь. «Хэ-мин-гу-эй», - повторяет деятель. «А его лучшая книга, на ваш взгляд?», - интересуется журналист. Политик снова обращается к секретарю: «Его лучшая книга?» Секретарь шепотом: «По ком звонит колокол». Деятель корреспонденту: «Обком звонит в колокол».
Слышу звон, да не знаю, где он… Дело в том, что сцена, которая вызвала шквал негативных эмоций, была вырвана из контекста спектакля и искажена борцами за нравственность. Кстати, Тимофей Кулябин, поставивший в Новосибирске «Тангезера» сейчас работает в Большом театре. У человека после скандала пошла вверх карьера, ну и о какой цензуре мы говорим?
Несъедобный винегрет
- Убедили: зрителям может нравиться ли не нравиться спектакль, но полномочиями судий их никто не наделял. Другое дело чиновники, датирующие театральную деятельность. Логично предположить, что, давая деньги театрам, они могут диктовать им свои условия.
- Действительно иногда происходит путаница понятий «госзадание» и «госзаказ».
Дотации – это так называемое госзадание. На выделенные бюджетом деньги мы должны поставить определенное количество премьер, которые должно посетить определенное число зрителей. Нас могут вызвать на ковер лишь в том случае, если это задание по каким-то причинам не выполняется. Но при этом никто не может потребовать объяснений, почему мы выпустили этот спектакль, а не тот.
Совсем другая история – госзаказ. К режиссеру или худруку может прийти чиновник (или не чиновник) и попросить, скажем, за два миллиона рублей поставить спектакль о тяжелом детстве телепузика. Мы вольны согласиться или отказаться. Если соглашаемся – тогда обязаны четко следовать спущенному сверху сценарию. В этом случае возникают товарно-денежные отношения: заказчик дает деньги на конкретный спектакль, а режиссер, беря их, соглашается на определенные отношения. Но, опять же, это не цензура, поскольку никто ничего никому не навязывает. Все происходит по обоюдному согласию: деньги – спектакль.
Несведущие люди, разглагольствующие о цензуре, свалили все в одну кучу, и получился винегрет.
Денег бы побольше
- Не могу не спросить: региональный бюджет датирует пензенский драматический?
- Дотация есть, но частичная: идет недофинансирование по зарплате и коммунальным платежам. А вот постановочных – ноль рублей и ноль копеек.
- Что это значит?
- Деньги на постановку спектаклей не выделяются вообще. Премьеры выходят за счет внебюджетных средств – денег, которые мы заработали сами, в том числе на продаже билетов.
- А если экономический кризис и народ в театр не идет?
- Подключаем спонсоров: кризис или нет, но спектакли выпускать мы обязаны…
- В какую сумму обходится постановка одного спектакля?
- С реквизитом, костюмами, гонорами режиссеру и художникам - в 700-800 тысяч рублей. Но это без учета зарплаты актеров. По-хорошему только на постановку спектаклей нашему театру в год нужно порядка 5-6 миллионов рублей.
- Сколько зарабатывают актеры?
- Средняя зарплата в театре составляет порядка 17,5 тысяч рублей. Она учитывает категории, звания и даже занятость актеров. Хотелось бы повысить зарплату, но средств на это пока не хватает.
Бальзам на душу
- На днях вышла ваша очередная премьера – комедия «Сублимация любви», поставленная по пьесе итальянского драматурга Альдо де Бенедетти. Помимо профессиональных актеров в спектакле участвует подопечная Квартала Луи, девушка-инвалид Катя Дементьева. Не страшно было выводить ее на сцену?
- Нет, конечно. Я очень люблю Квартл Луи: там живут удивительные люди, от которых исходит мощная волна позитива и, если хотите, мужества. Катенька Дементьева - талантливая девочка. Сложись ее судьба иначе, она могла бы стать хорошей актрисой. Я специально придумал для нее роль, чтобы она вышла на сцену и почувствовала себя полноценным человеком. От произошедшей в ее жизни театральной истории она счастлива невероятно, а у меня такое ощущение, будто мне на душу бальзам пролился.
- Как вы считаете, в Пензе хватает театров?
- Давайте подключим математику. Население Пензы не дотягивает до 600 тысяч, а зрительный зал драмтеатра рассчитан на 950 мест. Для среднего города это довольно большой зал, его нужно заполнять зрителями. Поэтому за сезон мы ставим 7-8 премьер. Если спектакль кассовый (обычно комедийный), то на него идут с удовольствием. Если же он требует некой подготовки и работы ума, то с посещением могут быть проблемы. Чтобы выжить, приходится постоянно ставить новые и новые спектакли, это объективная необходимость. Идеальная ситуация – зрительный зал на 700 мест. Тогда бы мы каждый день срывали аншлаги и ни о чем не думали.
Так что вряд ли Пензе нужны новые театры, существующие бы залы заполнить. Да и создать театр по указке невозможно, он должен возникнуть объективно.
Губернаторский отчет. О промышленности, кризисе и человеческих чаяниях 
Визит алой дамы. Пензенский драмтеатр закрыл сезон премьерой 
Долговое бремя. Как взыскать алименты со злостных неплательщиков 
Как завести «Дизель». Пензенский клуб все-таки сыграет в чемпионате ВХЛ 
Мечты о русской Барселоне. Как многодетная мама делает мир добрее