Корреспондент «АиФ» побеседовал с режиссером «Кукольного дома» Владимиром Бирюковым - о проблемах и бедах современного театра, об особенностях воспитания детей, цензуре и обществе потребления.
Маленькая комнатка для большого искусства
- Владимир Иванович, в бывшем здании райкома КПСС театр базируется с 1991 года, правильно?
- Да, в следующем году будет юбилей - 25 лет, как мы здесь играем. Одно время мы постоянно держали на тумбочке перед сценой пузырек нашатырного спирта. В зале ведь нет никакой вентиляции – и в особенно жаркие дни, когда температура поднималась до пятидесяти градусов, дети просто падали в обморок. И только когда такие случаи стали учащаться, нам выделили деньги на кондиционер.
- Неужели за это время управление культуры не пыталось подыскать вам новую, более удобную площадку?
- Почему? Однажды я узнал из теленовостей – я, режиссер, из теленовостей – о том, что театру хотят передать бывшее здание кинотеатра «Москва», которое стоит рядом с Домом Мейерхольда. Но в «Москве», простите, два зала и туалет – там негде разместить актеров, негде устроить гримерки, негде хранить реквизит. Так что мы от него отказались. С тех пор все тихо. Хотя на всех углах, везде, постоянно говорится о том, что мы вот уже четверть века живем в маленькой комнатке. Мы проводили фестивали, к нам сюда съезжались журналисты и критики – и что? Что изменилось? В городе за все это время было построено столько зданий, нужных и не нужных, что мне порой становится обидно: а как же мы? Историю нашего театра знает вся Россия – а Пенза не знает. Это невыгодно – знать.
- Как вообще местные чиновники относятся к театру?
- В прошлом году мы получили две «Золотые маски». Это, на минуточку, высшая национальная российская театральная награда. Событие, повод гордиться. И что? А ничего. Никаких встреч, никаких интервью – никакого интереса. Когда Вологда получила «Золотую маску», губернатор написал коллективу благодарственное письмо и пригласил весь театр к себе на аудиенцию. В Челябинске губернатор сам встречал артистов на перроне. У нас же – тишина. Почему? А потому, что если этим кто-то вдруг начнет интересоваться, возникнет вопрос – а как вообще этот театр живет? А живет он плохо. Когда на вручении «Золотой маски» Олег Басилашвили спросил, почему такой театр ютится на площади в пятьдесят шесть квадратных метров, здесь в кулуарах разразился скандал. При этом наших чиновников интересовал только один вопрос: как Басилашвили об этом узнал? Смотрите, как интересно: не «что делать?», не «как помочь театру?», а «как он об этом узнал?»
Гимнастика для души
- Давайте представим типичного современного ребенка – он не читает книг, не знает сказок, но зато с малых лет умеет управляться с компьютером и телефоном. Что театр может дать такому ребенку?
- Ничего. Такому ребенку – уже ничего. Чтение книг и посещение театра – это очень важный момент воспитания, духовного, интеллектуального, эстетического развития. Наша современная культура по большей части представляет собой жвачку. Она проста, понятна, доступна. Для того, чтобы ее воспринимать, не нужно прилагать никаких умственных усилий. Зачем? Вы знаете, что эстетическое чувство, понимание прекрасного у ребенка закладывается в два-три года? И если в это время не показывать ему ничего кроме современных мультфильмов, которые перенасыщены монстрами – непонятными, угловатыми, выкрашенными в ядовитые цвета – он привыкнет именно к такому восприятию мира.
- Многие говорят, что кукольный театр обречен на вымирание, что он изжил себя.
- Об умирании театра говорят уже лет сто. С другой стороны, театру сейчас, конечно же, приходится сложнее, чем раньше. Очень высока конкуренция. Но мне все же кажется, что в отношении театра кукол опасаться пока нечего. Ведь он основан на том, что невозможно просто взять и отменить – на глубоком, человеческом контакте с ребенком. Мы ведь все равно так или иначе возвращаемся к старым приемам. Мы все равно читаем детям на ночь сказки. И дети слушают их с таким удовольствием не потому, что они так уж новы и интересны, а потому, что их читает родной голос. Именно на этой глубокой, человеческой связи кукольный театр и основан – и чем дольше мы будем поддерживать эту связь, тем дольше наши дети будут в нас нуждаться как в личностях, как в советчиках и в защитниках.
— Но дети сейчас не идут в театр по собственному желанию.
— А это уже воспитательный момент. Так сложилось, что большинство учителей сейчас просто отбывают на уроках повинность – со всеми вытекающими. Когда к нам на спектакли приводят школьников, дети остаются сами по себе, учителя – сами по себе. Они скинули питомцев на руки работникам театра – и, довольные, пьют в фойе кофе. А дети пришли порезвиться, проявить себя во всем блеске. Для них поход в театр – это точно такая же перемена, только подлиннее. А вот во Франции, между тем, я наблюдал удивительную картину – перед спектаклем учительница опустилась на пол, дети уселись рядышком, и она долго рассказывала им о том, что они будут видеть на сцене. Настраивала их. Может ли такое произойти у нас? Не думаю.
ИП «Мельпомена»
— Кстати, возвращаясь к теме конфликта политики и искусства. Помните, два года назад появилась система возрастных ограничений – все эти «0+», «12+»?
— Это полная шизофрения. Этот закон разработал человек, одинаково далекий как от культуры, так и от детской психологии. Вот возьмем «Колобка». Он рассчитан на трехлетних детей, но отметки «3+» в системе нет. Я вынужден ставить на афишах «0+», а потом ругаться с мамочками, которые несут на спектакль двухмесячных малышей. То, что ребенок просто испугается прыгающих по сцене кукол, смены освещения, голосов актеров, их не волнует. «Написано же!» Ребенок в восемь-девять лет кардинально отличается от двенадцатилетнего, но я не могу ставить на афише «Гадкого утенка» «+8» и ставлю «+12». И таких вот совершенно идиотских перекосов – пруд пруди.
- А что вообще вы можете сказать о цензуре? В последнее время она все активнее вторгается в сферу искусства.
- Подвергнуть цензуре при желании можно все, что угодно. Смотря как это предварительно вывернуть. «Три мушкетера» - пьянство, разгильдяйство, отсутствие дисциплины. «Карлсон» - обжорство, воровство, неуважение к старшим. «Простоквашино» вообще поощряет бродяжничество! Мы можем дойти до полного, беспросветного бреда – и я боюсь, что дойдем очень скоро.
- То есть, сейчас творчество определяет формализм?
- Конечно. Я вам даже больше скажу – театр сейчас определяется как «сфера услуг». Представляете? Оказывается, мы здесь оказываем людям услуги. Театр не может входить в сферу услуг. Его предназначение – рассказывать человеку о человеке, о каких-то болевых точках, заставлять думать, воспринимать, сопереживать. Мы же в нашем современном обществе превращаемся в каких-то великовозрастных подростков, у нас начинают выпячиваться инстинкты и рефлексы, а голова и душа выключаются из процесса напрочь. Общество потребления. Мы почему-то считаем, что чем больше у тебя телевизоров – тем ты лучше и счастливее. Глупость. Без искусства, без культуры, без нравственных ориентиров, без постоянных душевных и интеллектуальных усилий общество все равно будет злым и опасным.
Губернаторский отчет. О промышленности, кризисе и человеческих чаяниях 
Последний романтик. Чем запомнилась Пенза Евгению Евтушенко 
«Ajisai-2017». Фантазия без границ 
Полиция поможет. Как работается сотрудникам органов внутренних дел 
Кто уколов не боится? Нужен ли пересмотр прививочного календаря