«Спасли русские». Пензенцы рассказали, как служили в Восточной Европе

В этом году исполняется 30 лет, как Россия вывела свои войска из Германии и всей Восточной Европы. Стоило ли в таком спешном порядке уходить? Как именно надо было это делать, какие условия предъявлять? Как повлиял вывод частей на дальнейшее развитие событий? Об ответах на эти вопросы спорят до сих пор.

Корреспондент penza.aif.ru поговорил с жителями региона, которые проходили службу в Восточной Европе. Они рассказали, как относились к русским солдатам.

«Никто нас оттуда не выгонял»

Майор в отставке Виталий Качелин в командировке в Германии был дважды (в 1964–1969 и 1974–1979 годах), в общей сложности прослужил около 11 лет:

– В Германию направляли по разнарядке. Отбирали тех, кто был не судим, не находился в годы войны в оккупации. Рядовых тоже брали не всех, посылали дисциплинированных, грамотных солдат.

Офицерам там платили двойную зарплату: одну выдавали в немецких марках, другую, в советских рублях, зачисляли на сберкнижку.

Начинал я службу в Германии командиром взвода, лейтенантом, работал с личным составом. Сама по себе служба мало отличалась от того, как она проходила в Советском Союзе. 

Но быт был организован хорошо, жилищные условия оказались очень достойными. Наши дети ходили в русские школы, где их учили русские учителя. Часть, в которой я служил, дружила с немецкими военными: мы приглашали друг друга на праздники, накрывали столы, дарили подарки.

В гражданской одежде ходили в рестораны, немецкие магазины. Советских людей изумляло в Германии изобилие товаров на прилавках, такой одежды, обуви, хрусталя у нас не было. Ни разу в свой адрес не слышали плохого слова от местных жителей.

Многие пожилые немцы неплохо знали русский, хотя молодёжь чаще изучала английский.

Немцы любили наше кино, в первую очередь исторические фильмы. Про Великую Отечественную им ничего не показывали, лишний раз эту тему старались не поднимать ни мы, ни они. Общались в основном на бытовые темы. Один раз говорил с пожилыми немцами, воевавшими на Восточном фронте. Они понимали меня хорошо, матерными словами по-русски легко изъяснялись: во время войны попали в плен, прошли через наши лагеря, там и язык выучили. Так вот даже они о тех сражениях не вспоминали, все в шутку сводили, косо на нас не смотрели. Никто нас оттуда не выгонял.

Вывод советских войск из Германии – дело рук наших руководителей-авантюристов. США подбирались к нашим границам, а мы драпали от них! Разве так можно было делать?! И разве следовало войска выводить именно так, как их выводили?

В России для частей, которые дислоцировались в Германии, тогда, в начале 90-х, мало что строили. Семьи приехавших офицеров селили где получится: кого-то в казармах, кого-то в палатках. Мужики от того, что происходило, начинали водку глушить. Квартиры им стали давать, но гораздо позже.

Галина Качелина, супруга Виталия Качелина:

– В Германии относились к нам очень хорошо. Один раз беседовала с уже пожилым немцем Эрихом. Во время Великой Отечественной его забрали на фронт в 15 лет, он попал в плен. Спустя годы Эрих вспоминал тех, кто подкармливал его картошкой. «Меня спасли русские женщины» – так говорил он нам.

А вот отношение поляков к нам было совершенно другое. В Германию мы ехали через Польшу, проводники нас предупреждали, чтобы не сидели рядом с окнами: в них летели камни. Не знаю, вся ли нация так была настроена по отношению к русским, мне кажется, в каждом народе есть не очень хорошие люди.

Стыд, срам и капитуляция. Как мы уходили из Германии в 1994-м Подробнее

«Хвастаются, что брали Москву»

Доктор исторических наук, профессор Владимир Первушкин проходил срочную службу в Польше в конце 70-х годов:               

– Я бы не сказал, что Польша была каким-то привилегированным местом службы. Пока я находился в учебке в Советском Союзе, у меня были увольнительные. А в Польше за полтора года не дали ни одного выходного.

Направляли в эту страну срочников, как правило, славянской внешности (с нами служили только один казах и один азербайджанец). Выбирали тех, кто в школе учился на четвёрки и пятёрки. Я окончил на отлично. В учебке в Ставрополе я тоже был одним из лучших, мне предлагали остаться, вот это как раз и считалось «найти теплое место». Но моего друга направляли в Польшу, я решил поехать с ним.

В учебке я окончил школу молодых специалистов по гидроустановкам, поехал в Польшу в качестве авиаспециалиста.

Мы были воспитаны на фильме «Четыре танкиста и собака», где одним из членов советского экипажа был поляк (союзник советских солдат). Реальность оказалась немного другой.

Нас перебросили самолётом, мы прилетели ночью в Легницу, где находился штаб всей Северной группы войск (СГВ).  Когда проснулись в казарме, я увидел в окне, как пашут поле на лошади. Это меня очень поразило, у нас везде работали тракторы. Удивили и поезда: там ездили не электровозы, а паровозы, причём на вид чуть ли не царских времён. Вагоны были такими же. Автомобильные дороги оказались очень узкими, как будто сельскими.

Очень странная оказалась у местных еда, с нашей точки зрения, она была как будто бедной, не разнообразной, в основном состояла из молочных продуктов. Хлеб, на мой взгляд, и вовсе был невкусный.

Там я впервые увидел джинсы, кроссовки и доллары. Их там легко можно было разменять, впрочем, как и рубли. Польша всегда считалась проходным двором Европы.

Социализм у них развивался своеобразный: церкви всегда были заполнены. Не случайно в своё время очередным римским папой выбрали поляка, который потом получил имя Иоанн Павел II. В Польше на самом деле очень верующие люди.

Нас с другом направили на аэродром Ключево, это в 40 км от Шецинска. Здесь раньше располагался личный аэродром Геринга, оттуда было всего 120 км до Берлина. Рядом находился замок Геринга. Мы жили в немецких казармах, которые сохранились ещё со времен Великой Отечественной.

Бытовые условия были лучше, чем у нас в учебке, в кубриках жило всего 20–30 человек.

Обмундирование отличалось от того, что мы носили в Союзе. Нам выдавали  полушерстяную форму. Мы носили кожаные ремни, кожаную обувь, а не кирзовые сапоги: нас посылали на патрульные обходы, поэтому должны были выглядеть достойно. Во время патрулирования встречались и с польскими солдатами, обращались друг к другу уважительно, отдавали честь.

Местные к нам относились в целом нормально. Хотя от молодёжи уже тогда приходилось слышать в нашу сторону: «Захватчики!»  Через несколько лет после того, как закончилась моя служба, там начался подъём движения «Солидарность» (движение польских профсоюзов, выступавших в том числе против коммунизма. – Ред.). Я разговаривал с одним из пожилых поляков, он говорил: «Молодёжь забыла, чем наш народ обязан русским». Он был ребёнком во время войны, смог выжить благодаря тому, что его приютили советские граждане, не дали погибнуть с голода.

Поляки на каком-то историческом уровне настроены враждебно по отношению к русским. И это связано не с разделом Польши в 1939 году. Последние 4–5 месяцев я проработал на заводе, где делали бетонные столбы для забора, который окружал нашу дивизию. Там трудились и польские рабочие, благодаря им я научился разговаривать по-польски. Так вот они вспоминали не 1939 год, они всегда жалели, что закончились времена Речи Посполитой. Хвастались, что их предки брали Москву (в 1612 году!). Я им тогда говорил: «А вы помните, что Варшава была частью Российской империи»? После этого они сразу умолкали.

Что им Россия сделала? Прибавила территории (после 1945 года Польше отошла часть немецких земель)? Построила в Варшаве такие же высотки, как в Москве? А если бы советские войска не пришли во время Варшавского восстания в 1944 году, их бы всех перебили. Но поляки, наверное, всегда в своих бедах будут обвинять нас.

Красное знамя в сердце Европы. Как жилось советским войскам в Германии? Подробнее

«Они относились лучше, так как были врагами»

Член Пензенской региональной общественной организации ООО «Российский союз ветеранов Афганистана и специальных военных операций», руководитель патриотической песни «Сармат» Игорь Соганов проходил срочную службу в Польше в 1983–1985 годах в отдельном батальоне специального назначения:

– Когда я служил, в Польше начался военный переворот, начала активные действия «Солидарность». Все события в основном происходили в Гданьске, где как раз и стоял наш батальон. Местные жители смотрели на нас недобро, были случаи нападения на посты.

Нас инструктировали, что мы должны вести себя спокойно, достойно, силу не применять. Хотя порой следовало бы. Мы участвовали в мероприятиях, связанных с наведением общественного порядка, брали с собой автоматы, но патронов там не было.

Один раз я зарядил автомат без разрешения, во время нападения на нас выстрелил в воздух – чуть не попал под трибунал за это.

В наведении порядка главным образом участвовали польские войска, полиция. Войцех Ярузельский (председатель Совета Министров Польской Народной Республики в 1981–1985 годах) мудро поступил. Он убедил тогда, что не нужно для этого вводить дополнительные советские подразделения.

Немцы тоже тогда предлагали свою помощь. Но, помня о Великой Отечественной, Ярузельский не согласился. Одна немецкая часть стояла от нас неподалёку. Её военнослужащие при нападении протестующих открывали огонь.

В составе своего подразделения я выезжал в другие страны Восточной Европы: Венгрию, Чехословакию, Германию. Так вот немцы относились к нам лучше всех. Потому что они были врагами, а остальные предателями: сначала к немцам примыкали, потом к нам.

Мы с поляками общались немного, но я бы не сказал, что они жили бедно. У них очень хорошо было развито кооперативное хозяйство (колхозов там никогда не было), развивался мелкий бизнес.

Но как вояки поляки слабоваты, не привыкли терпеть лишения и неудобства, не очень уважали командиров. Я был в звании сержанта и уже имел авторитет у подчинённых, а у них было панибратство даже с офицерским составом.

Россию поляки не любили, не могли простить за Речь Посполитую. Хотя люди и там встречались разные. Были и те, кто помнил, что выжили они в Великую Отечественную только потому, что их русские подкармливали. «Сами голодали, а нам, пленным полякам, помогали», – вспоминали они.