О том, какие процессы происходят в современной журналистике и готова ли она отвечать запросам читателей, мы поговорили с нашем коллегой - председателем регионального отделения Союза журналистов РФ Павлом Шишкиным.
Издержки системы
- 13 января россияне отметили День печати. Журналисты, работающие в печатных СМИ, считают его своим профессиональным праздником. Но прессу сейчас не ругает только ленивый. Нас упрекают в необъективности, продажности, в гонке за «жареными» фактами и даже в разжигании межнациональной розни. Все чаще звучат высказывания о том, что журналистику нужно переформатировать, превратив ее в транслятор новостей, лишенный аналитики и авторского мнения. Вы с этим согласны?
- Нет, конечно. Если следовать этой логике, то нужно запретить и художественную литературу, ведь она насквозь пронизана мнением авторов.
По-моему, сейчас наблюдается обратная тенденция - все чаще издания покупают из-за конкретных авторов, потому что хочется грамотного слова, умных мыслей и аналитики. Простое пересказывание событий уже набило оскомину. А вот авторская журналистика, напротив, вызывает неподдельный интерес. Это относится не только к печатным изданиям, но и телевизионным передачам. Среди них есть откровенно безобразные, но народ смотрит те ток-шоу, в которых читается личность автора, даже если он вызывает антипатию.
- Серьезная журналистика - это все же не ток-шоу. У вас нет опасений, что она перестанет быть востребованной?
- Сложный вопрос. В свое время советская система создала потрясающую журналистику - литературную и очень гуманную. Она не только отстаивала права человека, но и раскрывала его внутренний мир, рассказывала о чаяниях, мечтах и перипетиях судьбы.
Но эта же система породила привычку к халяве. Почему-то люди считают, что качественная, проверенная информация должна быть чуть ли не бесплатной. Они не привыкли платить нормальные деньги за газеты. И тем более не привыкли платить за контент интернет-агентств.
Складывается парадоксальная ситуация. С одной стороны, читательская аудитория не довольна отсутствием аналитики и журналистских расследований. С другой, она не готова платить за глубокую журналистику, полагая, видимо, что корреспонденты - это бессемейные альтруисты, готовые рисковать жизнью и за три копейки удовлетворять информационные потребности общества.
Но так не бывает. Посмотрите, сколько стоит уважаемый мною Таймс. В пересчете на наши деньги - от трехсот рублей и выше в зависимости от той страны, в которой он продается. Много ли россиян готовы купить газету за 300 рублей?
Откуда запах?
- Прессу, в том числе и газету, которую вы возглавляете, критикуют за дружбу с властью. Не обидно?
- Власть - единственная структура, которая хоть как-то поддерживает существование СМИ. Общество это делать не готово. По сути, оно отказалось от прессы. На форуме «Территория смыслов», который не так давно проходил в Воронеже, губернатор Воронежской области Алексей Гордеев произнес глубокую по смыслу фразу: «Если общество хочет контролировать власть, оно должно заботиться о СМИ». Я с ним абсолютно согласен. Это и есть отправная точка. Как только общество будет готово оплачивать труд журналистов, оно моментально получит качественную журналистику.
- А сейчас журналистика не качественная?
- Она пытается быть такой. Безусловно, есть сильные вещи, но они появляются вопреки, а не благодаря. Это просто чей-то энтузиазм, а не система. Завтра этим людям надоест выкладываться за копеечную зарплату и качественный контент развалится.
- Многие пензенские журналисты сетуют на то, что между всеми нами отсутствует солидарность. Вы тоже так считаете?
- Неправильно рассуждать о солидарности вообще. Есть СМИ-долгожители с богатыми традициями, культурой, уважительным отношением к аудитории. В силу опыта они лучших своих молодых собратьев ориентируются в происходящих в обществе процессах, корректно относятся к коллегам и поддерживают друг друга.
Но есть и другая пресса - множество молодых СМИ, считающих забавой швыряться друг в друга грязью. Они даже радуются, когда комок грязи прилетает в их собственную физиономию. Многие почему-то считают это журналистикой. Но ведь и на общественном туалете можно написать «Пресса», правда, менее дурно это место пахнуть не станет...
- В журналистике вы уже 33 года. Что считаете самым значимым профессиональным достижением?
- Я до сих пор вспоминаю, как мы со старой командой выпускали «Молодой Ленинец». Без всяких административных ресурсов он умудрялся по тиражам и популярности обгонять главную областную газету. Мы вели настоящие журналистские расследования. Однажды проникли в воинскую часть, собрали информацию и доказали, что служивший там солдат был убит, а не свел счеты с жизнью. Благодаря этому расследованию парня похоронили по христианским обычаям, а его родственники потом много лет на каждый праздник присылали нам поздравительные открытки. Такая журналистика и есть самое большое профессиональное достижение.
Покой нам только снится
- Я знаю, вам приходилось бывать в горячих точках. Это была ваша инициатива или отправляло начальство?
- Моя. Тогда в стране бурлила жизнь и, как в том анекдоте, била по голове. Это была эпоха информационного хаоса: каждый канал и каждая газета вещали то, что им хотелось и далеко не всегда правдиво. Мы ощущали себя частью страны и понимали, что нашим читателям интересно буквально все. Когда в 1991 году в Литве вспыхнул вооруженный конфликт, я пришел в кабинет к редактору и с порога заявил: «Если не отпустишь - сбегу!». Меня отпустили с условием, что я возьму с собой стажера-фотографа, рвавшегося в бой. Им оказался Сергей Красильников (сейчас известный фотокорреспондент, фотограф Законодательного собрания, Прим. Ред).
Мы сели в поезд и отправились в Вильнюс. Тогда было гораздо проще бывать в гуще событий, чем сейчас. Когда в 1993 году в Москве случился ПУТЧ, мы с Красильниковым чесанули в аэропорт. Впопыхах я забыл паспорт. Спасибо журналистскому удостоверению, которое сделало свое дело: нас без лишних разговоров пустили в самолет. В наше время такую ситуацию даже представить невозможно.
Возвращаясь к Вильнюсу... Добравшись до центра города мы увидели забаррикадированный со всех сторон парламент. Попасть туда не составило труда: пускали журналистов всех мастей, не зависимо от их взглядов и приверженности к какой-либо партии. Была полная открытость.
Можно по-разному относиться к событиям в Прибалтике, но то, что мы увидели, поражало. Было понятно, что идет нечестная игра. И никто меня никогда не убедит, что давить безоружных людей танками - это нормально. Потом я с удивлением смотрел репортажи по телевидению. То, что видели мы, кардинально отличалось от телевизионной картинки.
- Не было страшно от того, что в любой момент могут снять снайперы? Вы же ведь и в Таджикистане были сразу после того, как там разгромили знаменитую 12-ю погранзаставу. Не возникал вопрос: «Зачем я здесь?»
- Первый раз я об этом задумался в 1993 году, когда мы с Красильниковым вернулись из Москвы. Как-то, сидя в кабинете, услышали резкий металлический звук (в соседнем здании шел ремонт) и не сговариваясь за долю секунды оказались на полу под столом. Вот тогда пришло понимание, что с командировками в горячие точки пора завязывать. Тем более, что и в мирной жизни покой журналистам только снится.
Люди смотрят телевизор. Как стать народным корреспондентом? 
«На чернухе рейтинг не сделаешь». Как выживают СМИ в современных условиях 
Глава Союза журналистов: заказная статья страшнее, чем заказное убийство 
Год спустя. Кто убил журналиста Павла Шеремета? 
Интервью с бомжом, Жан Габен и колбаса. 4 истории из журналистской практики