В декабре 1866 года в Пензе на новое место работы провожали председателя Пензенской казенной палаты Михаила Салтыкова. Одни его подчиненные плакали. Михаил Евграфович всего за год работы смог показать себя как начальник строгий, но справедливый. Но немало было и тех, кто радовался такому скорому отъезду. Уж очень этот въедливый «варяг» раздражал местное пензенское дворянство. Впрочем, Салтыков-Щедрин отвечал ему тем же.
К ним приехал ревизор
Пензенским чиновникам он не понравился сразу. Салтыков раздражал пензенских обывателей одним своим видом. Московский щеголь, франт, одетый с иголочки, прекрасно образованный и безобразно богатый. Рядом – молодая красавица жена. Он уже тогда был известным автором «Губернских очерков», который напугал чиновников в Санкт-Петербурге, и печатался под псевдонимом Щедрин. Все знали, что до Пензы он был в Вятке, куда его сослали за вольнодумие.
Этот образ «отягощался» и другими «недостатками»: аналитическим умом, острым языком, въедливым, а порой даже вредным характером. А еще – желанием работать. Работать по-настоящему.
Служить в те годы должны были все дворяне: или в армии, или в каком-нибудь из многочисленных казенных ведомств. Но служить – не означало трудиться. Можно было просиживать рабочие часы и получать жалованье. Салтыков-Щедрин же работал, досконально вникая в свои обязанности. А обязанности у него были непростые. Он возглавлял Пензенскую казенную палату, некий симбиоз нынешнего регионального минфина, счетной палаты и налоговой службы. Он был третьим человеком в губернии после губернатора, управлял финансами. Такой чиновник неспроста назначался напрямую из Санкт-Петербурга, власть пыталась «уберечь» служащего, находящегося на таком посту, от панибратства и казнокрадства.
В Казенной палате отвечали за развитие и контроль ремесел, торговли, следили за работой уездного и губернского казначейств. Это ведомство и раньше возглавляли известные в стране граждане: в конце XVIII века в качестве вице-губернатора здесь служил Иван Долгоруков, а позже, уже после Салтыкова-Щедрина, - один из соавторов Козьмы Пруткова Александр Жемчужников.
Заплати налоги
Нежелание брать взятки, по мнению пензенской знати, стало одним из главных недостатков Салтыкова-Щедрина. А он не только не брал, но и требовал, чтобы все сословия, в том числе и дворяне, перечисляли в казну положенные по закону платежи. Сейчас бы сказали: он требовал, чтобы все платили налоги.
Салтыков не только не боялся предъявлять претензии знати, он еще и защищал крестьян. «Салтыков сам проверял ведомости крестьянских платежей и недоимочных реестров, и бывали случаи, что он скащивал недоимки как начисленные неправильно», - писал его биограф К. Тюнькин. По мнению обывателей тех времен, это была неслыханная дерзость.
«Он был независим от местной власти, поэтому она не могла ничего сделать. Но очень хотела», – отмечает зав. отделом Пензенского краеведческого музея Лариса Панова.
На него без передышки строчили доносы. Писали, что у него особая позиция, что он много говорит не то и не так. Атмосферу этого пензенского общества Салтыков позднее описал в «Пошехонских рассказах»: «Куда, бывало, не повернись - везде либо Арапов, либо Сабуров, а для разнообразия на каждой версте по Загоскину да по Бекетову. И ссорятся, и мирятся - все промежду себя; Араповы на Сабуровых женятся, Сабуровы - на Араповых, а Бекетовы и Загоскины сами по себе плодятся. Чужой человек попадется - загрызут».
Пенза – моя вдохновительница
Пенза Салтыкову не понравилась страшно. Во время пребывания в этом городе он почти ничего не написал. Но город на Суре вдохновил его на многие произведения. «Салтыков-Щедрин закончил завещание «Моим детям», напечатал его в период пребывания в Пензе в петербургских журналах. Начал писать "Очерки города Брюхова". В них он вспоминает о городе, где все едят», - продолжает Лариса Панова.
«В П*** вас сразу ошибает запах еды, и вы делаетесь невольно поборником какой-то особенной религии, которую можно назвать религией еды…Результаты такого социального устройства угадать нетрудно, это спертость в воздухе, осоловелость в обывательских глазах и не совсем большая прочность семейных уз», - писал Салтыков позднее в сатире «Испорченные дети». И, продолжая издеваться, уточнял: в Пензе «все ест или отдыхает от еды, или вновь о еде помышляет».
Когда вышел «Город Глупов», пензенские чиновники испугались: казалось, что глава Казенной палаты прославил именно их в своем произведении.
«Город Глупов – собирательный образ. Ни одной главы конкретно о Пензе нет. Лишь там, где он описывает племена и упоминает толстопятых, можно говорить, что речь шла о пензенцах. Но в целом глуповцы – это вся Россия», - поясняет Лариса Панова.
Лишь одно радовало в Пензе Салтыкова-Щедрина – красота сурских дам. «П — ские дамы прелестны. Они немножко полны, но настолько, что эта полнота никогда не переходит в расплывчатость. Они кокетливы, но настолько, чтобы никогда окончательно не лишить человека надежды. Они любят поврать, но настолько, что никогда не теряют чувства собственного достоинства перед les domestiques [470]. Более мягких, приятных нравов нельзя желать», - признавал писатель. В женских прелестях он знал толк, его супруга, Елизавета Аполлоновна, считалась эталоном красоты.
«Угрозами не руководствуюсь»
Всего через полтора месяца службы в Пензе Салтыков пишет литературному критику Павлу Анненкову: «...я весь погряз в служебной тине, которая оказывается более вязкою и засасывающею, нежели я предполагал. Гаже и беспорядочнее здешней казенной палаты невозможно себе представить...»
«Он увидел, что чиновники Пензенской казначейской палаты представляют жалкое зрелище. Среди них было много людей малообразованных. К тому же они были все бедны. Они напоминали Акакий Акакиевича Башмачкин из повести «Шинель». Для них он создает кассу взаимопомощи и библиотеку, которая к началу ХХ века становится одной из крупных библиотек в государственных учреждениях Пензы», – продолжает Лариса Панова.
Однажды, возвращаясь поздно вечером домой, он увидел, что на последнем этаже Казенной палаты горит свет. Салтыков решил, что в здание забрались воры. Но, когда поднялся на этаж, обнаружил совсем другую картину: чиновник, который весь день работал, уснул за своим столом. Любой другой начальник поругал бы подчиненного, но Салтыков–Щедрин понял, что служащий очень сильно устал и решил его не будить. На столе он увидел документ, который утром надо было срочно отправить в Санкт-Петербург. Бумага была не дописана. Салтыков дописал ее и приказал отправить по адресу.
Через несколько дней из столицы пришло гневное письмо с требованием наказать нерадивого чиновника. Дело в том, что в начале документ был оформлен красивым ровным почерком, а в конце шли строчки, больше напоминавшие египетскую клинопись. Таким был почерк Салтыкова-Щедина. Прочитав документ, руководитель Казенной палаты на обратной стороне этого же письма написал «Угрозами не руководствуюсь» и отправил письмо обратно.
В Пензе затаили дыхание. Думали, что разразится грандиозный скандал, что Салтыкова снимут или понизят. Но род Салтыковых был очень богат и влиятелен, близкие могли защитить писателя от светских сплетен. «Царь Александр II был либеральных взглядов, и в годы, когда начинали формироваться революционные и даже террористические организации, ему было не до гротескных изображений в литературе. Никакого ответа не последовало. После этого Салтыкова в Пензе стали уважать еще больше», - резюмирует Лариса Панова.
Неприкасаемых не было
Против себя Салтыков – Щедрин настроил не только местную знать, но и руководство губернии. Неприкасаемых у него не было. В его произведениях сразу два героя ассоциируются с пензенскими губернаторами. В сборнике «Помпадуры и помпадурши» рассказ «Старый кот на покое» посвящен Александру Панчулидзеву, 28 лет правившему пензенским краем, и даже спустя столетия оставшимся символом взяточничества. В главе «Зиждетель» узнается другой пензенский губернатор - Александр Татищев, в нем писатель высмеял бюрократа.
Не сложились отношения Салтыкова и с губернатором Василием Александровским. Однажды он подписывал ведомости о расходах на содержание политических заключенных. За эти расходы отвечал глава губернии. Но информация, поданная его канцелярией, расходилась с цифрами в Казенной палате. То есть расходы не подтверждались. Салтыков молчать не стал, он доложил не только самому губернатору, но и министру финансов. Александровский был в ярости.
«Пребывание Салтыкова на посту управляющего пензенской Казенной палатой стало и вовсе невозможным, когда он в действиях губернатора вскрыл прямое казнокрадство», - резюмирует К. Тюнькин.
Салтыков просил перевести его из Пензы. Вскоре он получает новое назначение – в Тулу. И чуть позже – новый чин действительного статского советника, высоко поднимавший его в иерархической лестнице табели о рангах.
«Которую люблю, не называя…». О самой сильной страсти Дениса Давыдова 
Гении и тираны. Могли ли Толстой и Айвазовский попасть в тюрьму за насилие? 
Михаил Салтыков-Щедрин: Когда они умерят аппетиты? 
Михаил Салтыков-Щедрин: Сколько жалованья?