Ставший уже традиционным театральный фестиваль «Маскерадъ» на этот раз был приурочен к Году театра и 145-летию Всеволода Мейерхольда. В программу фестиваля вошли спектакли по пьесам, которые Мейерхольд ставил на сцене, либо те, в которых он участвовал в качестве актера. Зрители увидели девять спектаклей по пьесам Чехова, Гоголя, Сухово-Кобылина, Эрдмана и других классиков. Одним из гостей фестиваля стала известный критик Алена Солнцева. Несмотря на занятость, она нашла время пообщаться и с корреспондентом «АиФ-Пенза».
Свобода выбора
— Наш земляк Всеволод Мейерхольд – фигура неоднозначная, до сих пор не утихают споры, был ли он великим театральным реформатором или бездарностью, раздутой до размеров классика. Вы какой позиции придерживаетесь?
— Мейерхольд был абсолютно выдающимся художником. Мы до сих пор не осознаем размер оставшегося от него наследия. Когда Юткевич с Эйзенштейном в 1946 году получали Сталинскую премию, они во время заседания посчитали, сколько лауреатов имело отношение к Мейерхольду (как ученики или последователи). Выяснилось, что 80%. Мейерхольд был прекрасным педагогом, через его руки прошли такие люди, как те же Юткевич и Эйзенштейн, Николай Экк, поставивший «Путевку в жизнь», даже Александров, Пырьев, не говоря уже об актерах, которых он воспитал. Но как у любого гениального новатора, у Мейерхольда было много противников.
Сегодня всем уже ясно, что без теорий и практики вашего знаменитого земляка современный театр был бы другим.
— Часто приходится слышать, что театр не должен опускаться до уровня невзыскательного зрителя, на деле же часто видим противоположную картину.
— Зритель свободен в выборе. Если он хочет развлечься, то пойдет туда, где его будут развлекать, а не туда, где его будут учить. Театр – это встречное движение. Обыватель будет ходить на то, к чему привык, ну или на то, что модно, престижно. Поэтому театральная антреприза, цель которой заработать деньги, привлекает актеров, известных по сериалам, и мы сегодня не встретим антрепризного спектакля по пьесам Чехова или Шекспира (хотя в 19 веке это было возможно). Но, в отличие от кино, снятого однажды и навсегда, спектакль рождается каждый раз заново, хорошие артисты и в легком жанре могут показать высокое искусство. У театра гораздо больше обходных путей для свободы творчества.
Дно достигнуто?
— Раз уж вы упомянули кино, отечественному кинематографу есть куда падать или дно уже достигнуто?
— Наше кино очень далеко от международных культурных трендов, оно очень местечковое, поэтому и не интересно миру. Но и своего зрителя оно часто не находит.
Потеря аудитории началась еще в конце 1970-х, последнее советское десятилетие было для отечественного кино убыточным, сборы спасали американские и индийские фильмы. Мексиканский фильм «Есения» посмотрели 90 млн человек, и это рекорд для СССР. В мире в это время тоже происходили сдвиги. Из-за распространения телевидения изменилась структура досуга. Американцы стали снимать фильмы-аттракционы - «Челюсти», «Звездные войны» и т.д. У нас их не показывали, мы ответили своими фильмами-катастрофами: «Экипаж», например.
Сегодня наши продюсеры пытаются создать зрелищное кино для кинотеатров, снимают «Легенду №17», «Движение вверх», «Салют-7», сейчас «Конек-Горбунок» с огромным бюджетом на подходе. Но, несмотря на увеличение вложений, настоящей индустрии у нас нет. Рынок мал, поэтому дорогие фильмы не окупаются. Кинорынок может быть только мировым, Голливуд сегодня – это не национальное американское кино, это международная корпорация с огромным бюджетом. С этим нам трудно конкурировать, тем более, что камеры, компьютерные эффекты, оборудование для кинотеатров – все у нас импортное.
Попытка закрыться, стать самодостаточными приводит к изоляции, к отставанию, и в результате к потерям. В такой высокотехнологической области, как кино, это особенно заметно. Так что театр у нас сегодня лучше.