Портреты, натюрморты, сюжетная живопись, копии мировых шедевров – этот уголок чистого искусства в центре Пензы давно слился с городским пейзажем. А между тем и у картин, и у людей есть множество своих уникальных историй. Как появился «пензенский вернисаж», сколько времени уходит на создание одной картины, кто их покупает и сколько на этом можно заработать – читайте в материале корреспондента «АиФ-Пенза».
От Москвы до Московской
Вот, например, Виталий Колгатин. Он одним из первых завел в Пензе традицию городских вернисажей.
«В 1975 году я окончил наше художественное училище, - рассказывает Виталий Павлович. – Потом пятнадцать лет работал художником-оформителем или, если говорить по-современному, дизайнером интерьера. Делали лепнины, расписывали стены – да много чем занимались. Правда, моих работ, пожалуй что уже нигде и не найдешь. Это же дело быстрое, проходящее, а сколько уже лет прошло?»
Вольным художником наш собеседник стал в 1991 году. В основном для заработка, конечно. С работой в те времен было туго, а руки, несмотря на то, что обучался Виталий Павлович по другому профилю, помнили, как держать кисти.
«Начинали с Москвы, - вспоминает он. – Картины прятали в огромные баулы и ездили с этими баулами в столицу. Человек двадцать одновременно. Тяжело, конечно, но куда деваться?»
Ездили, конечно, не просто так. Старались держаться знакомых – таких же художников, которые могли помочь с жильем и рассказать, что и как в столице принято делать.
Вернисажи устраивали в Измайловском парке, на Крымском валу, потом перебрались на Арбат.
«Там в то время нельзя было вести торговлю, - продолжает Колгатин. – То есть, показывать народу картины можно, а вот продавать – строго запрещено. Ну и, соответственно, за нами постоянно следила милиция. Все сделки приходилось совершать чуть ли не тайком. А если попался - откупаться».
А особенно тяжело стало, когда появились доллары. Тогда работать приходилось по принципу «не пойман – не вор». Художник, которым заинтересовался патрульный, быстренько скидывал выручку товарищу. «Ничего не было, товарищ милиционер! Вам показалось!».
«Потом с поездками в Москву пришлось завязать – здоровье стало уже не то, чтобы таскать на себе баулы, - признается Виталий Павлович. – И мы осели здесь, в Пензе. Сначала стояли у драмтеатра, потом на Фонтанной площади, где доска почета, а несколько лет назад окончательно перебрались на Московскую».
Конечно, прибыльным это дело назвать нельзя. В лучшие годы, по словам нашего собеседника, удавалось в месяц зарабатывать 20-30 тысяч рублей – а это, сами понимаете, что в середине девяностых, что в начале нулевых были очень серьезные деньги. Сейчас выручка упала до десяти-двенадцати тысяч.
«Но я не планирую пока от этого дела отказываться, - отмечает наш собеседник. – Ту же как: день-два не порисуешь – уже некомфортно, уже руки сами тянутся к кистям».
Жизнь и творчество
Похожим образом сложилась судьба у коллеги Колгатина – Кадира Акжигитова.
«Я занимаюсь творчеством всю жизнь, - улыбкой вспоминает Кадир Мусинович. – Нам в школе после четвертого класса раздали книжки по истории Средних веков. Там я прочитал про великих художников Возрождения, влюбился в этих титанов и решил, что сам когда-нибудь тоже обязательно стану художником».
Так и сложилось. После школы наш собеседник поступил в Пензенское художественное училище – правда, не на живописное, а на оформительское отделение. Потом долгое время работал на предприятиях: приложил руку к созданиям интерьеров на Пензмаше, ТЭЦ-1, троллейбусном депо № 1.
На троллейбусном депо, например, он расписал большое, размером десять на десять метров, панно с изображением воина-победителя.
«Потом пришла перестройка, и меня сократили, - продолжает Акжигитов. – Это вообще было массовым явлением – на предприятиях появились компьютеры, и художники стали не нужны. Можно сказать, виртуальная кисть вытеснила реальную. Я подумал, чтобы нормально жить, нужны деньги – да и вышел на улицу продавать картины. Начинал, как и все, с Москвы, ездил в Самару, Тамбов».
Жили, добавляет Кадир Мусинович, как придется. Если дело складывалось удачно, распродавали все картины за день и вечерним поездом возвращались домой. Если приходилось задержаться, искали приют по друзьям и знакомым.
Так продолжалось несколько лет. В Москве было попроще: там больше народа и больше возможностей. Особенно активно русской живописью интересовались иностранцы. Акжигитов со смехом признается: наверное, не осталось в мире государства, житель которого не купил бы у него картину.
Но в конце концов от поездок в столицу пришлось отказаться – тяжело стало таскать на себе мешки с картинами, да и продажи застопорились.
«Бывает, ездишь два раза, три, а ничего не продаешь, - вспоминает Акжигитов. – Только деньги зря тратишь».
С тех пор – уже больше пятнадцати лет – он вместе с коллегами по кисти стоит на Московской.
«Здесь, как и в любом деле, есть люди везучие, а есть не очень, - рассказывает наш собеседник. – Я, наверное, не очень везучий. По крайней мере высокими продажами похвастаться не могу. В прошлом году я, например, около полугода простоял просто так – не продал ни одной картины».
Но не стоит думать, что искусство для уличных художников – только способ заработать.
«Конечно, приятно, когда твой труд окупается, - продолжает Кадир Мусинович. – Но мы здесь стоим не только для этого. Такие уличные вернисажи – еще и способ показать свое творчество людям, реализовать себя в любимом деле. Я знаю, многие считают наши картины ширпотребом – ведь «настоящие художники» выставляются в галереях, в музеях, ездят по миру. Но это не так. И в выставочную работу, и в работу, которая пойдет на продажу, вкладывается одинаково души, таланта и сил. По крайней мере, я так считаю».
Не повод для усталости
А вот Анатолия Норкина жизнь помотал куда сильней. Рисованием он увлекся еще в военные годы – в 1945 Норкину исполнилось двенадцать лет.
«В детстве меня познакомили с очень сильным художником Анатолием Данилиным, другом семьи, - вспоминает наш собеседник. – Он учил меня, как изготавливать подрамники, как наносить грунт, как натягивать холст. Потом начал брать с собой на этюды, потом, еще чуть попозже, доверять рисовать подмалевки – эскизики, проще говоря – раскрашивать какие-то маленькие картиночки».
Данилин же привел тезку в пензенский союз художников. Там именитые коллеги поначалу подняли его на смех, но когда Норкин тут же, при них, нарисовал на планшете одного из художников за работой, сильно впечатлились и прониклись к юному таланту уважением.
Потом была армия, после армии – Пензенское художественное училище. Чтобы иметь возможность кормить себя и семью, Норкин одновременно постигал премудрости художественных наук и работал шофером. Дальше с творчеством, правда, не сложилось – герой нашей истории ушел работать на завод Химмаш. За следующие двадцать лет Анатолий Евгеньевич объездил весь Союз – и везде, куда бы только ни заводила его судьба, рисовал. У него до сих пор есть картины, нарисованные по эскизам шестидесятых и семидесятых годов.
«Ну а дальше известное дело, - продолжает он. – Ушел с завода – возраст, да и надоело уже, за двадцать-то лет. Какое-то время поездил по области, занимался монтажом. Но потом и это дело оставил и решил наконец заняться творчеством».
И хотя денег от продажи картин хватает только на то, чтобы отбить кисти, холсты и масло, к вопросам заработка Норкин относится философски – говорит, что стоит на улице в основном ради общения и положительных эмоций.
«Старость – это еще не повод гнить на диване, - улыбается он. – Найди себе занятие по душе, выйди в город, пообщайся с людьми – сам не заметишь, как все твои хвори пройдут, а настроение улучшится».
Василий Суриков: «Да, смерть!» Какие трюки использовал знаменитый художник 
«Целая жизнь – в их лохмотьях». 5 провокационных картин Василия Перова 
Пепел на миллион. Шедевры живописи, которых нас лишили преступники 
Дочь Петрова-Водкина: «После смерти отца все его картины ушли задарма» 
Вася Ложкин: «Живы будем - не помрём!»