«Грамотный доктор, спасибо ему большое», «Я очень рада, диагноз был верно поставлен в первый и единственный приём», – подобных отзывов в Интернете немало. Все они – о Дмитрии Максимове. Кардиологе, анестезиологе и реаниматологе. Его регалии тоже можно называть долго. Врач высшей категории, кандидат медицинских наук, руководитель Регионального сосудистого центра Клинической больницы № 6 им. Г. А. Захарьина. Такими успехами к 38 годам могут похвастаться не многие.
Правда, сам Дмитрий Максимов больше рассказывает не о профессиональных успехах, а о трёх своих сыновьях. Старшему – 13 лет, среднему – 7 лет, младшему – 9 месяцев. Когда малышу исполнилось 4 месяца, его отец первый раз уехал в зону СВО. Добровольно подписал контракт.
В тылу не отсиживаются
- Почему? У меня всегда столько эмоций вызывает этот вопрос… - говорит Дмитрий Максимов. – Мы думали, что СВО пройдёт мимо, нас не коснётся. А тут коснулось. Отправились в прошлом году с семьёй в Крым. Ехали в хорошем настроении, с музыкой, и вдруг по дороге увидели военные машины, а в них – ребята с лицами без мимики. И я понял, что многие из них могут не вернуться обратно. Тогда что-то в сердце дрогнуло. А под Новый год прочитал в телеграмм-каналах, что взорвали два военных госпиталя в ЛНР. Пришла разнарядка от минздрава на врачей для формирования новых госпиталей...
Страна праздновала Новый год, семьи планировали, как проведут длинные выходные. А Дмитрий Максимов спрашивал друзей, не хочет ли кто-то поехать вместе с ним работать в госпиталь в зону СВО. Как ни странно, нашёл желающих – хирурга-онколога Сергея Никишина. 8 января они сообщили о своём решении главным врачам, 10 января сели в поезд. Всё произошло так быстро, что дома даже отговорить мужчин не успели.
Из 6-й горбольницы до этого в зону СВО никто не ездил, получилось так, что первыми отправились ведущие сотрудники. «Хотели показать пример другим, доказать, что руководители не отсиживаются в тылу», – поясняет Максимов.
Мишень особого поражения
Куда они ехали, не знали. Когда прибыли, испытали шок. От линии соприкосновения – 70–80 км. И настоящие военно-полевые условия.
Госпиталь разместили в заброшенном здании, сюда только начали завозить оборудование и не успели укомплектовать всеми необходимыми лекарствами. Но уже начали привозить раненых. И первое, что увидел Максимов, когда сошёл с автобуса и зашёл в госпиталь, – это очередная партия бойцов. Рассказывает, что на автомате кинулся реанимировать самых тяжёлых. «Ну, раз ты такой активный, тогда сегодня будешь дежурным», – назначил его заведующий отделением. Так Дмитрий заступил на сутки, не успев разобрать сумку.
Впрочем, госпитали рядом с местами, где идут боевые действия и не предусматривают особого комфорта. В здании зимой было очень холодно. Врачи спали в одежде, в спальных мешках. Тёплые одеяла отдавали тяжелораненым, поэтому сами быстро заболели: кто-то ангиной, кто-то бронхитом.
Реаниматологи дежурили сутки через сутки. И даже большую часть отсыпных проводили на работе – поток раненых был очень большой. Отдыхать было некогда. Гулять по окрестностям – небезопасно. В округе орудовали диверсионно-разведывательные группы, ходить по одному запрещалось.
Медперсонал в зоне СВО – это мишень особого поражения. За пленных врачей платили вознаграждение. А стационарный госпиталь – ещё и очень удобная цель. Её легко пристрелять, она не сдвинется с места, к зданию просто подкинуть метку, чтобы навести удар. А одна ракета, попавшая в него, гарантирует сразу несколько сотен безвозвратных потерь. Максимову повезло: до них не долетало. Зато хорошо было слышно, как громко работает ПВО. От неё грохотало и во время операций.
«Надо перебороть страх внутри себя. И коллегам своим, которые поехали вслед за мной, говорил, что нужно быть готовым ко всему», – рассказывает Дмитрий Максимов.
Ко всему – это ещё и к большому количеству покалеченных молодых ребят, их средний возраст 30–33 года, но было очень много и 20-летних. Основной вид ранений – минно-взрывные, при которых отрывает руки, ноги. Это не те травмы, к которым врачи привыкли на гражданке. Именно поэтому в такие госпитали обычно набирали хирургов, травматологов, анестезиологов-реаниматологов. «Когда видели, что ребята, которых мы лечили, младше нас, сердце щемило», – признаётся Дмитрий Максимов.
И это тоже шок, который выдерживали не все. Были медики, которые уезжали. Максимов уверяет: не держали никого. Зато те, кто оставался, стали настоящей дружной семьёй.
Позывной и док
Военная медицина многоступенчатая. Из окопов раненых бойцов вытаскивают саниструкторы, доставляют их в госпиталь первого уровня, там останавливают кровотечение. А оттуда – в госпиталь второго уровня, где делают операции, достают осколки и долечивают. Максимов работал именно в таком. У пациента в таких госпиталях нет имени, только позывной. Докторов звали кратко «док». Но удивляли другие вещи.
«Все ребята, которые поступали в госпиталь, несмотря на тяжёлые ранения, в первые же сутки начинали спрашивать, когда они смогут вернуться обратно в свои подразделения. Тогда в голове всё и перевернулось, – признаётся Дмитрий Максимов. – Тяжело было представить, что они жили в той же стране с теми, кто с началом СВО уехал в Грузию и Дубаи. Поражало и отношение между бойцами. Они были горой друг за друга. Легкораненые без всяких просьб помогали ухаживать за тяжёлыми».
А помощь была нужна. В госпитале, где размещалось несколько сотен пациентов, в первый заезд работало всего 15 врачей. Работали на износ. И за медсестёр (потому что их также было мало), и за санитарок (потому что их вовсе не было).
«Мы понимали, что у нас ограниченное количество персонала, и в случае удара мы друг друга будем вытаскивать из-под завалов. И нас эти факторы сплотили, – поясняет Дмитрий Максимов. – Там реально жили как одна большая семья, хотя все ребята приехали из разных регионов и друг друга не знали. В первую командировку среди врачей были только мужчины. Половина из них оказались многодетными отцами. У нас был консилиум по поводу тяжёлого больного, так вот на четверых врачей пришлось 12 детей».
Возвращайся домой, боец
Дети на войне – особая тема. Для бойцов – это символ надежды.
«Лежат раненые без руки или ноги, все перевязанные, а над ними, на серых стенах полевого госпиталя – детские рисунки, – рассказывает Дмитрий Максимов. – Их доставляли нам вместе с гуманитаркой, их рисовали совсем не знакомые бойцам мальчишки и девчонки. Эта картина душу разрывает. Солдатам тоже хочется думать о мирной жизни. Они понимали, за кого воюют – вот за эту детвору».
А вот связаться со своими детьми было непросто. Звонить нельзя, разрешалось только отправлять смс-ки и лишь тогда, когда можно было воспользоваться зоной Wi-Fi.
«Мой старший 13-летний сын знал, куда я уехал. А среднему, которому было шесть лет, я сказал, что работаю в госпитале в Москве, а разговаривать не получается часто, потому что работы много. Он у меня очень чувствительный, боялся, что будет переживать сильно», – делится Максимов.
Первая командировка Дмитрия продлилась месяц. Ещё месяц он пробыл дома. А потом собрался назад, уезжал опять на праздник, в этот раз на – 8 марта. Ехал не один, а с коллегами: из 6-ой горбольницы вслед за ним в зону СВО стали один за другим ездить врачи. И отправился не с пустыми руками – в медучреждении собрали целую «Газель» с гуманитаркой.
«Мы попали в тот же госпиталь, но линия фронта к тому моменту уже отодвинулась, снабжение наладилось, госпиталь стал больше походить на гражданскую больницу, даже компьютеры появились, чтобы заполнять историю болезни. И, наверное, поэтому того драйва, как в первый раз, уже не было, – вспоминает врач. – Мы попросили, чтобы в третий раз нас отправили поближе к линии соприкосновения».
Третий раз планируется на октябрь – ноябрь. Пошёл бы и раньше, но его очень просили задержаться на основной работе.
А ещё он хочет проводить в школу среднего сына – в этом году парнишка идёт в первый класс.