Два года назад в Пензе при Троицком женском монастыре открылась богадельня во имя иконы Божьей матери «Всех Скорбящих Радость». Тихий приют для тех, кто на склоне лет остался один. Как сюда попадают люди, об их судьбах, о том, что такое – оказаться в конце жизни в богадельне, выяснял корреспондент «АиФ-Пенза».
Каждому по потребностям
Сейчас в богадельне при Троицком женском монастыре живет восемнадцать бабушек. Одни попросились сами, других определили родственники. Большинство из районов, из маленьких деревушек и сел, где с каждым годом становится все больше и больше опустевших дворов.
Распорядок дня в богадельне строгий. В шесть утра все просыпаются, час – с шести до семи – длится утренняя молитва. Кто здоровьем покрепче, отправляются в храм, остальные молятся в комнатках – здесь их называют кельями. Строго соблюдаются все посты, мирские удовольствия, например, праздничные застолья, случаются очень редко. Есть у бабушек даже свои послушания. Небольшие, конечно, не монашеские – перебрать ягоду, подмести полы. Если кому-то что-нибудь нужно, сначала испрашивается благословение у старшей сестры.
Здесь ни в чем нет недостатка. Всем всего достается по надобностям, по справедливости. И единственное, пожалуй, в чем бабушки по-настоящему нуждаются – общение. Друг с другом-то все про все уже говорено, все рассказаны горести, все выплаканы слезы. А люди со стороны в богадельне появляются редко. Поэтому здесь никого не нужно упрашивать рассказать историю – все расскажут, всем поделятся, как на духу. А потом еще и много раз скажут «спасибо» за то, что выслушал, и попытаются сунуть в сумку горсть конфет в разноцветных обертках.
Стихи и слезы
На крылечке встречаемся с Александровой Ивановной Горбачевой.
Жила наша собеседница в маленьком селе в Спасском районе. На самом отшибе – за маленьким покосившимся домиком начинались заросшие бурьяном поля. Отец погиб на фронте, вскоре умерла и мать, а с собственной семьей как-то не вышло. Помогать было некому.
«Но человек всегда выживает, - продолжает наша собеседница. – Я так для себя уяснила – что бы ни случилось, нужно радоваться. Чему, спросите, радоваться, если вся жизнь наперекосяк? Да хотя бы солнцу, луне, просто миру вокруг – так, глядишь, и легче будет».
Тяжелее всего приходилось зимой. Единственная на все село колонка замерзала, и тогда Александра Ивановна брала ведерко и шла по дворам – просить воды. А жилых дворов с каждым годом становилось все меньше и меньше.
В конце концов она решилась. Собрала нехитрый свой скарб, закрыла старый домик на ключ и на автобусе уехала в Пензу – проситься в богадельню. С тех пор, а прошло уже без малого два с половиной года, там и живет. Только время от времени ездит в родное село за пенсией. И тогда обязательно навещает совсем уже обветшалый дом, поправляет занавески, вытирает пыль – просто по привычке, потому что с детства приучена к порядку. А еще там же, в доме, лежат тетрадки с ее стихами -простыми, наивными, местами нескладными, но искренними.
«Я пишу уже четверть века, - признается Александра Ивановна. – Как мама умерла. Помню, пришла с похорон – слезы душат, не могу. Долго потом не могла в себя прийти. И как-то оно само собой получилось – сначала строчка народилась, потом вторая, а там и куплет… и легче стало».
Баба Вера
«Мы жили в Кузнецком районе, в селе Евлашево, - рассказывает Вера Ивановна. – Жили мы там с сыном. Потом дом весь развалился, а на ремонт денег нет. Что делать?»
Подумали-подумали, да и отправились по монастырям. Жили то в одном, то в другом. В конце концов сын Веры Ивановны остался в Никольске, а она сама по приглашению тамошней матушки перебралась сюда, в богадельню. С тех пор и живет.
«А вообще-то я всю жизнь, сколько себя помню, с детишками была, - улыбается наша собеседница. – Сначала в роддоме санитарочкой работала, потом в детском садике. Как приду – там меня детишки сразу и облепят, все кричат: «баба Вера, баба Вера!» Помню, мне напарница однажды говорит: «Что ты с ними так возишься?» А я ей отвечаю: «Да ты что? Кабы их не было, и нас бы не было».
Дорога к Богу
В отдельных комнатках-кельях живут матушки-монахини. Вся их жизнь – это долгий и трудный путь к Богу. Кто-то встал на этот путь потому, что так распорядилась судьба, кто-то – по научению близких, а кто-то – после тяжелой болезни.
Одна из таких – матушка Херувима (в миру – Александра). Давным-давно жила она вместе с мамой и бабушкой в селе по названию Вязелка, что в Земетчинском районе. Жила обычной жизнью – помогала родным по хозяйству, ходила на дальнее поле за травой для скотины, лелеяла какие-то свои осторожные, несмелые по малости лет мечты.
«Бежала так, что ноги едва-едва земли касались, - вспоминает матушка Херувима. Говорить ей трудно, она часто прерывается и будто бы смотрит внутрь себя. – Добежала до поворота на наш порядок, да только проскочила мимо – не видела ничего вокруг от страха. Бежала, пока не наткнулась на церковь, да там и упала без памяти».
Домой она вернулась живой и здоровой. Но пережитый страх был таким сильным, что у нее начались припадки. Мама долго возила Александру по святым местам. Наконец, в одной церкви настоятель дал ей и дочке по иконке – припадки с тех пор прекратились.
«Он меня спросил: «Сколько лет тебе?», - продолжает свой рассказ матушка. – Я ответила, а он и говорит: «Пора уж жениха иметь!». «Да мне не надо жениха никакого». «А когда же? Когда будет тридцать? Ну пусть когда будет тридцать».
Странные слова эти стали для матушки пророчеством. В тридцать лет она постриглась в инокини, а потом и в монахини - стала Христовой невестой.
В пятьдесят приняла схиму, долгое время служила регентом. Многое было в ее жизни. Жизни непростой – в скромности, в послушании, в отречении от мирского. Совсем уже под старость матушка Херувима потеряла способность двигаться и с благословения настоятеля монастыря ее определили в богадельню.
Рядом с комнатой матушки Херувимы – комната двух сестер, матушек Натальи и Марии. У них своя история.
«Мы сами из Сядемки, из Земетчинского района, - рассказывает матушка Наталья. – Сколько себя помню, с детских лет бегали на службы в храм, который находился в соседнем селе, в пятнадцати километрах».
Сейчас-то уже того храма считай что и нет – село опустело, а что за церковь без прихода?
К вере их привела мама: учила молитвам, церковным песням. Когда отправиться в храм, к примеру, на праздник не получалось – все-таки пятнадцать километров не шутка – устраивали богослужение дома, как могли и как умели. А в монахини постриглись уже на склоне лет – в пятьдесят, по приглашению знакомого батюшки.
Послесловие
Богадельню покидаем со странным чувством на душе тепло, но тепло какое-то виноватое. Беспокойное. Будто бы незаслуженное.
У монастырской ограды какая-то мысль, которая до этого неотчетливо крутилась в голове, наконец складывается. Надо позвонить родителям. Давно ведь уже не общались. Как они там?